Фальстаф нашей жизни (когда нам было сорок)
О Савелии Васильевиче Ямщикове
Да-да, именно Фальстаф. Так вот, Фальстаф нашей жизни Савелий Ямщиков, в мастерской которого собирались мы в семидесятые и восьмидесятые годы едва ли не ежедневно, любил повторять одну фразу, даже не выдавая ее за свою. Когда кто-нибудь приходил к нему с дамой и произносил слова: «Знакомьтесь, моя девушка!», в ответ Савелий, Савка, как любовно все мы называли его, повернувшись к знакомящему всей своей громадной фигурой, поправлял его и говорил сакраментальную фразу: «СТАРИК, МОЯ – БЫВАЕТ ТОЛЬКО ЖЕНА, А ДЕВУШКИ – ОБЩИЕ!». Савка с доброй усмешкой доводил до сведения вошедшего, что сегодня же «общая» девушка окажется чьей-нибудь, и чтобы он даже не думал сопротивляться и надеяться, что он уйдёт с ней же. И всё это – в шутку, но серьёзно. После этого, не любящий плагиата, Савелий Васильевич объяснял, что фразу эту, мол произнёс кто-то из плейбоев Дома кино. И эта шутливая, но справедливая фраза нравилась всем, и даже нашим женам и самим девушкам тоже.
У Савелия было масса знакомых, в том числе и дам разного возраста. С одной из них мы с Савёлкой и Адиком были вместе на хоккее в Лужниках. Дама Савки мне понравилась, и я позже попросил у него номер ее телефона. Он тут же открыл записную книжку, показал номер телефона и рядом написал: «Девушка подарена Бархину».
* * *
И я дружил с искусствоведом, реставратором и любимцем всей гуляющей Москвы – Савелием Васильевичем Ямщиковым. В семидесятые и восьмидесятые годы он очень радушно собирал замечательные компании у себя в мастерской на Остоженке, а потом и в другой – на Пречистинке. Временами бывало множество людей. Помню один весьма трагический вечер с дурацкими песнями нашего детства, полными советского пафоса. На нем очень почетным гостем был Лев Николаевич Гумилев с супругой. Он не был так уж рад этим песням и называл всех нас «вольняшками» в ответ на нами сказанное почтительное «зек». А по замыслу Савелия это должен был интеллектуальный поэтический вечер.
Обычно гости сидели за столом, выпивали и закусывали принесенным чем-то финнами Юрки и Карри или щедрым Пьерушкой Кази. И рассказывали какие-либо истории, анекдоты, посмеивались над кем-нибудь из присутствующих, иногда и над самим Савелием, игриво называемым «Савёлкой». А иногда даже чесали языки и об отсутствующих. Встречи эти происходили в любое время суток, и, видимо всем нравились. Поскольку квартиры у всех уже были, могли это делать и дома.
В качестве хозяина, Савелий был очень нежен и дружелюбен и любил произносить одну фразу: «ДРУЖБА – ПОНЯТИЕ КРУГЛОСУТОЧНОЕ». Она, эта фраза позволяла гостям быть бесцеремонными, приходить когда угодно, сидеть сколько угодно, пить и есть то, что принесли великодушные финны или знаменитый американский журналист Стивенс. Каждый мог приводить почти любых своих друзей. И вот однажды друзья, пообещав привезти ящик бесценного тогда пива, привезли его в оригинальной упаковке, в виде мертвецки пьяного своего дружка. Это был единственный раз, когда Савелий, увидевший в окно выгрузку пьяницы из машины, страшно рассердился, стал гасить свет, закрывать окна и двери, имитируя своё отсутствие. Но было поздно.
Это были счастливые дни, ночи и годы. Савелий оказался действительным другом для меня, поучаствовав в единственном для меня счастливом браке с Еленой Козельковой, когда он прямо сказал мне: «Серега! А почему бы тебе ни жениться на Ленке Козельковой?» Мы с ней так и сделали.
Любимую фразу Ямщикова о дружбе я помню всегда.
* * *
В семидесятые годы, уйдя из дома на Страстном, я жил в мастерской в Теплом переулке – улице Тимура Фрунзе. Однажды я получил от пасынка Алика Долгинова на несколько дней собаку его жены. Это была прекрасная афганская борзая. Кроме как в моем подвале, ее больше некуда было пристроить, и мы устроились с этой, почти женщиной-блондинкой у меня на диванчике. Как-то ко мне зашел не частый гость художник Юра Ващенко, и был восхищен красавицей. Мы собирались к Савелию Ямщикову в гости, и по предложению Юры взяли с собой красавицу. Когда Савелка увидел ее, он пришел в восторг, и сказал, что если бы у него была такая собака, все женщины города были бы его. Он тут же предложил выйти на улицу, и все немедленно так и случилось. С нами заговаривали-заигрывали все встреченные девушки. Савелий Васильевич был чрезвычайно доволен своей идеей, но эту собаку, к сожалению, я не ему мог подарить.
У Савелия Ямщикова еще с университетских лет был дружок- итальянец. Пьеро Кази или Пьерушка, как все мы с легкой руки Савки его называли, многие годы приносил в мастерскую Ямщикова на всю компанию валютную закуску и выпивку. Мы уже не были бедны, но продуктов и даже иногда выпивки в советских магазинах не было. Я с Пьеро немного подружились и погоревали, так как он в студенческие годы, а я ещё в дачные школьные были влюблены в одну девушку. И я с горечью рассказал ему, что она умерла.
Однажды сеньор Кази, уже немного пьяноватый, посмотрел на нашу веселую компанию: Савку Ямщикова, Бориску Мессерера, Серёжу Алимова, старого Пьяного буддиста Володю Серебровского, двух финских друзей – журналиста Юрки Коломец и бизнесмена Карри Кетола и меня и сказал: «НАМ СОРОК ЛЕТ, И, НАКОНЕЦ, МЫ – ХОЗЯЕВА ЖИЗНИ, ВСЕ БАБЫ, ПРОДУКТЫ, ВЫПИВКИ И ДОЛЖНОСТИ НАШИ.
У большинства из нас были жены. Выпивку и закуску часто приносили только иностранцы, должностей не было ни у кого. И всё же Пьерушка был прав. В сорок лет начинался пик наших жизней. И хотя потом многое пришло, жизнь пошла уже вниз.
* * *
Савелий Васильевич умер в Пскове, который любил, как оказалось, больше жизни.
Однако же мы с ним оба очень удивились, когда обнаружили, что я видел Псков на год раньше чем он. Я впервые увидел в январе 1957 года.
Да и узнал я о самом Савелии гораздо раньше, чем познакомился. Антонина из Риги с укором сообщила мне, что ее подруга и моя знакомая Сармита, мол, вышла замуж за московского художника-реставратора Ямщикова.
И только году в семьдесят седьмом весной Борис Мессерер познакомил меня с Ямщиковым в ресторане Дома кино.
Тогда же году в семьдесят восьмом я оказался на футболе в Лужниках с Гоги Харабадзе и Юрой Ростом. Собственно они меня зазвали на лишний билет. На финал кубка билет был ценностью. Играло Тбилисское Динамо и ЦСКА. Били после матчевые пенальти. В. Газзаев, игравший за Тбилиси не забил важнейший гол и тбилисцы проиграли к нашему с Гогой огорчению. Потом они захватив мой паспорт силой затащили меня в аэропорт. Утром я, как и в юности, оказался в Пскове. И они тоже.
Там ждал нас радостный и возбужденный Савелий Ямщиков. С каким восторгом он показывал нам церковь Успения с Пароменья, Мирожский монастырь с фресками, Поганкины палаты, церковь Василия на Горке и множество самых красивых церквей России и девушек Пскова, с которыми знакомил. И все ругал государство, что не бережет оно свою главную красоту. Вечером пошли купаться. Потом был роскошный по тем временам ужин, который дал нам всем Харабадзе.
Как же Ямщиков любил Псков, и Изборск, и Печеры! И все мы тоже полюбили Псков. Сава заставил и меня часто думать о Пскове
* * *
Двухтысячные годы мы виделись с Савелием редко. Однако он подарил мне свою книгу «Музей друзей». Все эти картины висели в мастерской на Пречистинке во флигеле Пливановской гимназии. Потом и другие две книги. Содержание некоторых статей заставило меня содрогнуться. .
Я знал, что Ямщиков борется то за трофейные коллекции, то за юбилей и музей Гоголя.
Я рискнул позвать Савелия и похвастаться ему интерьером построенного мною ресторана 1812 года – «Гусар». Савелию понравилась и архитектура (в традициях), и меню. Там я увидел у него старинную палку-трость, украшенную серебреной монограммой. Это был подарок Василия Ливанова.
Уже в последнюю пятницу января 2009 года я позвал Ямщикова на заседание нашего общества «Плющиха», чтобы он рассказал о реставрации знаменитого дома Полибина. Сава привел с собой Владимира Резвина, бывшего директора Музея архитектуры, проводившего архитектурную реставрацию этого знаменитого деревянного дома в Долгом переулке. Они вместе сделали блестящий доклад. Увидев, что Савелий ходит с тростью Ливанова, я тоже подарил ему пустотелую палку-трость Жан Франко Ферре из тонкого металла цвета дерева с зонтиком внутри, хотя Саве больше подошла бы внутри шпага. Мне рассказывали, что Савелий Васильевич ходил с удовольствием и похвалялся ею.
Мы с Еленой Козельковой часто сидим дома вместе, и с благодарностью вспоминаем Савелия Васильевича Ямщикова.