В детстве в театр нас с Таней водила тетя Аня. В 1946 году она повела нас на «Трех мушкетеров» в Театр юного зрителя, который в тот момент играл в разваливающемся сейчас здании театра имени Станиславского. Сцена такая малюсенькая, и вечер такой недлинный. С трепетом впитываем, несмотря на это, всю бесконечную историю с мушкетерами, слугами, королем, кардиналом, королевой, Бекингемом, Миледи, лордом Винтером, Констанцией, господином Бонасье, Рошфором, палачом, гвардейцами, Де Тревилем, музыкой, Парижем, Лондоном и всем XVII веком в придачу. Сторож ходит с колотушкой по голубому Парижу – «все спокойно», лилии отсвечивают на золотых ступенях, гривы лошадей развеваются на ветру. Мушкетеры подслушивают разговор Миледи и Ришелье на втором этаже через каминную трубу — как этот второй этаж уместился на этой сцене? Слуги приносят портшез Миледи перед дуэлью англичан и французов.
Дуэли, дуэли, синие мушкетерские плащики с лилиями вместо крестов (а вдруг дети поверят в Бога!). Страусовые перья, черные длинные плащи, широкополые шляпы, звенящие шпаги, красные мантии, бриллианты, бал — вся жизнь, вся история. Это незабываемо. Позже я видел нескольких мушкетеров: Планшона в Москве на гастролях, Наровцевича в Горьком, в ТЮЗе — Товстоногова-младшего. С Жигульским в 1973 году даже выпустил своих. Все это удовлетворяло меня мало, мушкетеры были лишь поводом «хохмить», а не мечтательно восхищаться.
С 1946 года началась моя любовь к Дюма-отцу и Д’Артаньяну. В нашей детской библиотеке с заказанным папой типографским экслибрисом «Из книг Тани и Сережи Бархиных» были Герберт Уэлс, Жюль Берн,Сетон-Томпсон, Фенимор Купер, Майн Рид. Но Дюма ни старого, ни нового не было. И вот ярким солнечным утром в Суханове впервые держу книгу в руках. Папа, приехав туда накануне, по собственной инициативе взял ее, чтобы меня осчастливить. Ух! Какие иллюстрации старые французские. Чьи они? Издание было советское – «Библиотека приключений» с золотыми барочными червячками по выцветшему зеленому переплету, но довоенное. Томик кубообразный и растрепанный, как старый молитвенник. Сколько же раз я его перечитал?
По моей просьбе тетя Аня взяла в Академии архитектуры два толстенных кожаных тома лучшей, восхитительной цветной истории костюма — Расине. Я стал много рисовать и только мушкетеров. Как-то во время болезни, когда никого не было дома, нарисовал (увеличил по клеткам) и раскрасил маленькой кисточкой огромного, более двух метров высотой, Портоса на четырех полных листах желтоватой оберточной бумаги, истратив всю коробочку акварели. Наконец, ко дню семидесятилетия дедушки (25 марта 1950 года) я сделал свою первую декорацию на подрамнике и размером с настоящий театральный эскиз. Он и сейчас цел. Многое там срисовал с малюсенькой фотографии с дуэлянтами какого-то спектакля в послевоенном номере журнала «Америка». Позже докопался до гравюр Абрахама Боссе и его цветного бала Людовика XIII, который представлял огромной картиной. Лишь в 1989 году в Боде, музее в Берлине, увидел оригинал в половину книжного листа и был еще раз восхищен этой, как выяснилось, миниатюрой.
Я был очень строг ко всем рисующим и иллюстрирующим мушкетеров и все же был совершенно удовлетворен и советскими картинками художника Кускова в поздней библиотеке приключений. Снимаю шляпу, восхищаюсь и говорю, как говорю очень редко: «Я так бы хотел, но не могу. Спасибо!». Если бы я подарил кому-нибудь из ребятишек такое мимолетное, но вечное счастье, которое испытал от того тюзовского спектакля, был бы тоже счастлив. Художник того спектакля В.Л.Талалай и сейчас еще главный в ТЮЗе, а я, когда там работаю, всегда как бы отдаю дань счастью того спектакля и театру, и детству, и тете Ане, и Расине, и Боссе.
В 1968 году мы с Аникстом делали какую-то бузу в театре Сатиры. После премьеры возвращался домой в ужасном настроении. Проходя мимо дома, где на первом этаже был поздно работающий магазин с винным отделом, решил зайти и от горечи выпить. Два потертых господина постарше меня (мне тридцать), немедленно предложили быть третьим — согласился. Тогда скидывались по рублю и выпивали на троих, по 166 граммов. Пока стояли в очереди, услышал, что разговор идет об интригах в театре, более того — в ТЮЗе. Ввязавшись в разговор, спросил о судьбе тех трех мушкетеров-артистов. Один из моих собутыльников оказался Портосом. Проверяю его вопросом, какие перья были у него на шляпе. Я помню — красные. Он проходит проверку, и я бросаюсь в объятия. Договариваемся ставить новых Мушкетеров. Водка прибавляла сантименты, а сантименты — количество выпиваемого. Что было дальше? Помню чуть не заварившуюся драку, т.е. избиение меня тремя неизвестными, явно не мушкетерами, а гвардейцами, и обеспокоенную — уже была ночь — фигуру жены, к сожалению, не Констанции, и как я валюсь к ней на грудь с возгласом: «Я видел, говорил и выпивал сейчас с Портосом!!!»
С тем Д’Артаньяном я и сейчас встречаюсь. Он народный артист, уже старенький. С ним не пью и никак не могу поверить, что это маршал Франции.
\\ Сцена. 1991, №2. С. 42