Сказочный восток «Тысячи и одной ночи» сопровождал меня с самого детства всю жизнь. Так и не уговорил я ни одного режиссера сделать спектакль с минаретами, мечетями, рынком фруктов и оружия, с чалмами, шароварами, кривыми саблями и кривыми, загнутыми носками туфель.
Театр с такими декорациями я оставил для самого себя.
Детство наше с сестрой Таней прошло под неусыпными заботами и любовью главной бабушки Груши – Агрипины Михайловны Кузнецовой – нашей няни, которая еще с 1912 года была няней нашей мамы. В Москву она приехала из Тульской губернии, из городка Винева или даже скорее из деревни под малюсеньким Виневым. Приехав, она была няней у детей Ксении Александровны Морозовой, урожденной Хлудовой, сестры бабушки, и, когда родилась мама, она перешла воспитывать ее. У бабушки Тани было три дочери и сын, которых всех вырастила няня Груша. Продолжая жить с бабушкой Таней главная бабушка-няня Груша помогала спасти от полного разграбления семью во время революции и после нее. Тогда же она, оставаясь няней для всех, пошла работать в типографию. Там она училась и грамоте.
За отличную учебу главной бабушке Груше комитет 18 типографии делал ей подарки – замечательные книги. Среди них – громадный том «Войны и мира» с медным рельефом на переплете и великолепными цветными наклеенными иллюстрациями, прелестная «Капитанская дочка», юбилейный трехтомник Пушкина, «Как закалялась сталь» первого издания. Все они были с дарственными надписями и даже печатями и все за отличную учебу. Где теперь эта традиция? И бабушка пробовала по нашим просьбам читать их нам. А потом уж мы сами зачитывали и разглядывали их. По Н.Островскому даже учились. Но чаще всего, когда мы засыпали, она рассказывала нам начало сказки Гауфа «Маленький Мук». Она описывала богатый восточный город. Затем скромный дом, в котором жил Маленький Мук сначала в детстве, а потом в старости со множеством кошек. Когда она доходила до кошек, мы уже спали. Убаюкивая нас она мерно и нежно успокоительно похлопывала нас своими большими ладонями жилистых рук, похожих на крылья птицы Сирин. Сравнение бабушки с птицей Сирин возникало из-за того, что очень интересующая нас ее швейная машина Зингер имела марку – эмблему в виде роскошной женщины-птицы-льва. Неожиданно, думая в детстве, что это сказочное начало было началом ее собственной сказки, несуществующей больше нигде, мы с восторгом увидели в прекрасной книге двадцатых годов о Митрохине несколько иллюстраций. Там был маленький человечек в чалме, который сидит на корточках и кормит с блюдечка разнообразных черных кошек. Мы узнали Мука и только позже прочитали всю сказку. У бабушки она была магическая. У Гауфа – нет. Может быть потому что мы стали взрослее.
Бабушка Груша и сама была чем-то похожа на маленького Мука. Тоже небольшого роста, почти круглая, хотя и не толстая, с очень большими рабочими руками, в коричневых или темно-зеленых в мелкий рисунок ситцевых длинных платьях. Лицо ее было очень сильно морщинистое, белое и очень нежной кожи. Волосы всегда спрятаны под косынкой, а зимой иногда и шерстяным платком. На ногах – обрезанные валеночки, а на улице – ботики без всяких каблуков. Дома, кроме нас, она выращивала лимоны, надеясь получить любимые желтые плоды и столетники. Лето мы проводили вместе с нею на Николиной горе. Она деловито отливала из громадной бутыли керосин в керосинку и с удовольствием и очень вкусно готовила. Особенно запомнились любимые и до сих пор супы. Самый любимый – темный грибной бульон из сухих грибов с малюсенькими песочными пирожками с начинкой из тех же грибов. Фасолевый суп, щавелевый с яйцом и просто картофельный с луком, маслом, сметаной и яйцом. Такие вкусные, что даже сейчас проглатываю слюну. Но были и великолепные свиные-отбивные с жареной картошкой. Со времен войны люблю вареную картошку с соленым огурцом. Варила она по утрам и каши – гречневую, рисовую и манную с вареньем, которую в доме называли гурьевской. Вставала бабушка ( никогда не баба, а только иногда бабука или чаще – бабуля и бабуленька) очень рано, будила нас, долго одевала, включая ненавидимые чулки на сшитом ею поясе с пуговицами, кормила нас и провожала поочереди в школы (они были раздельные до54г.), а затем и встречала оттуда. Я страшно стеснялся и даже злился на такую мою несамостоятельность и просил и даже заставлял ее идти по другой стороне переулка.
Иногда бабушка вставала и совсем ночью и тогда, чтобы заснуть она варила себе кофе с цикорием. И засыпала после этого.
Изредка она водила нас в церковь – Новодевичий монастырь. Свечи, служба, молитва, старушки в черном– это все запомнилось. Но нас из-за папы (он уже до войны был с двумя шпалами) не крестили – боялись. Она подарила мне маленькую круглую иконку Сергия Преподобного, вырезанную из твердого дерева, но с давно разбитым выпуклым стеклом, которое должно было оберегать рельеф. С ним я и засыпал.
Она очень любила пословицы. Среди них – назойливая «Жизнь пройти – не поле перейти», которую я только под старость оценил.
Когда мы поступили в институт нашу комнату разделили большим шкафом. К нам изредка приходили мои друзья-ребята. Мы смотрели хоккей. В тот раз был так рано умерший Славик Максимов. Ненадолго входя в гостиную и посматривая на экран, где носились маленькие фигурки, она, стараясь быть светской и дружелюбной к моему гостю, произнесла – О!.. Этого полосатенького (судья) я знаю, он всегда играет. Нам понравилось.
Она умерла совершенно неожиданно. Жил я уже в своей квартирке, но в то утро проснулся дома у родителей в страшном похмелье. Было так плохо, что я прошептал – Бабуля, дай мне попить. И она встала и принесла мне воды. Кое-как очухавшись, я поплелся на работу. А вечером прибежал Сашка Великанов с сообщением, что звонили наши и у нас кто-то умер. Я стремглав побежал через Бородинский мост, уже поняв, что это бабушка Груша.
Дома плакали папа умолял скорую помощь оживить бабушку – так он любил ее. Ее любили все. С ней было надежно и ласково, как ни с кем.
Похоронили ее вместе со всеми Новиковыми – Найденовыми на Ваганьковском кладбище. Я сделал надгробие – крест. Но бываю там редко.
12 ноября 2005 г.